«Он любил будущность России» 24 августа 1912 года скончался Алексей Сергеевич Суворин, русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург

A_s_suvorin2

24 августа 1912 года скончался Алексей Сергеевич Суворин, русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург. Он похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
Он увлекался театром и писал рецензии на спектакли, даже сочинил пьесу «Татьяна Репнина», «сиквел» которой принадлежит перу Антона Павловича Чехова. Из-под его пера выходили шутки и комедии, литературная критика и даже научные детективы вроде подробного анализа подделки пушкинской «Русалки». Он занимался и политикой (участвовал в создании монархической организации «Русское собрание»), — не очень удачно. Он бы успешным предпринимателем — книгоиздателем и владельцем периодических изданий, и еще более успешным публицистом. Алексей Суворин был едва ли не самым ярким представителем того социально-культурного типа, который возник во второй трети XIX века и который успешно редуплицировался в наше время. Почему-то новых Михневичей и Скобелевых, Чайковских и Мусоргских, Достоевских и Толстых, Витте и Столыпиных наш век не производит, но люди подобные Суворины, которые совмещают бойкое перо, легкую оппозиционность (которая на поверку оказывается лояльностью к любой власти) и тяжелую деловую хватку, довольно много. Впрочем, большинство из них уступает Алексею Сергеевичу и в уровне дарования и, главное — в качестве идеалов.
Суворин чем бы он ни занимался — писал воскресные фельетоны в «Санкт-Петербургских ведомостях» и «Биржевых ведомостях», сочинял бы популярные повести из народной жизни и русской истории, издавал общедоступные книги из серии «Дешёвая библиотека» — всегда оставался русским патриотом, всегда ревновал об улучшении жизни, о свободе русского человека, о его правах.
Сравнивая Суворина с другим великим журналистом и издателем XIX века Михаилом Катковым Василий розанов писал: «Нельзя было сказать, где же кончается талантливость Суворина: до такой степени, дробясь и дробясь, она уходила в бесконечность, в сложность. «И актрису люблю». Все «люблю», что есть русское, талантливое, сочное, яркое, успешное, деятельное, энергичное. И около него начало копиться все это. Он был «большой хозяин», Катков (по структуре духа) был скупой хозяин. У Суворина — денег много, детей много, магазинов много, изданий множество. Везде и все «Суворин». Если не у «Суворина» печататься, то как же получить известность». И тысячею своих талантов, на которые уже как-то сама ползла «удача», он сделал то, что «публичность» в России, «занятие собою общего внимания» слилось с его газетою, с его знаменитым «Новым временем». «Легкомысленная газета». Да, но все читают. Печататься у Каткова значило «лечь под пушку и быть убитым», печататься у Суворина значило после 3-4-х статей стать всероссийской известностью. Все потянуло к Суворину, Суворин посмеивался. «И денег много, и славы много. Лафа». И, в сущности, по сердцевинному пафосу, они были — единое. Любовь Каткова к России высилась, как бесплодная голая скала в пустыне; у Суворина было все равниннее и ниже, — но распустилось как лес, как травы, как поля. У него не так ярко сияло, но было плодотворнее. Однако нельзя не заметить, что, пожалуй, Суворин любил Россию еще пуще, еще страстнее и многообразнее, а главное — он любил Россию как-то подвижнее и живее, нежели Катков. Тот любил более память России, память Москвы, этот любил будущность России во всем его неиссякаемом и неуловимом содержании; в содержании, «какое Бог пошлет». У Суворина было гораздо менее «я», чем у Каткова, но у него было гораздо более «надежды на Бога»».