Пресс-центр Александро-Невской Лавры

Санкт-Петербургские ведомости Анафемы не испугались

19 Янв. 2018 , Пт. История Александро-Невской Лавры, новомученики и исповедники Российские, новости, Персоналии, Санкт-Петербургские ведомости, СМИ о нас 891

Сто лет назад, в январе 1918 года, в Петрограде произошли события, ставшие переломными в отношениях между церковью и новым советским правительством. Если первые несколько месяцев после Октябрьской революции они никаких резких шагов по отношению друг к другу не делали, то теперь между ними разгорелся открытый конфликт, связанный с попыткой реквизиции Александро-Невской лавры.

Поход против веры

Началось все с того, что назначенная 30 октября 1917 года на пост народного комиссара государственного призрения Александра Коллонтай выступила с идеей немедленно передать все монастыри в ведение своего ведомства, переустроив их в приюты и санатории для инвалидов и престарелых.

Утром 13 января 1918 года в лавру прибыла делегация наркомата призрения в сопровождении комиссара Докучаева и матросов Ревельского сводного отряда, которая предъявила документ за подписью Коллонтай. Он предписывал сдать все дела по управлению домами, имуществом и капиталами лавры уполномоченному лицу от наркомата. Матросы начали проводить обыски, но особенно возмутило духовенство и верующих то, что те вошли в Троицкий собор в шапках и с оружием, а на замечания молящихся ответили: «Это для вас святыни, а для нас их нет».

Кто-то из обитателей лавры вызвал милицию, заявив, что матросы «убивают и грабят монахов». Ситуация действительно могла выглядеть угрожающе, если вспомнить, какой резонанс в Петрограде получило произошедшее незадолго до этого убийство матросами в больнице бывших деятелей Временного правительства А. И. Шингарева и Ф. Ф. Кокошкина.

В монастырь прибыла группа милиционеров во главе с адъютантом коменданта Рождественского района. После выяснения обстоятельств они, представители наркомата призрения и комиссар моряков подписали акт о том, что «ни грабежа, ни насилия учинено в помещениях лавры не было».

Вопрос о реквизиции монастыря отложили, однако через прессу представитель наркомата призрения обрисовал свои намерения: «По распоряжению А. М. Коллонтай лавра секвестрирована. Разумеется, о братии мы уже подумали». Престарелых монахов предлагалось оставить в лавре в качестве призреваемых, трудоспособных — устроить в организуемых в монастыре благотворительных учреждениях, а молодых попросить уйти. В покои митрополита предполагалось перевести Вдовий дом из Смольного, но все лаврские храмы оставить пока в полной неприкосновенности.

После визита комиссаров духовенство и верующие стали регулярно организовывать многолюдные собрания против захвата лавры. Сам же митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) объявил, что готов уступить свои покои советской власти и переселиться в самую убогую келью, но секвестр Александро-Невской лавры — оскорбление церкви и поход против веры.

Делегация защитников монастыря посетила Смольный, где их заверили, что целью правительства является не ликвидация обители, а всего лишь «устройство приютов и богаделен для увечных, инвалидов и вообще лиц, потерявших трудоспособность». Однако 19 января наркомат призрения решил все-таки применить силу. В лавру явился комиссар Иловайский с отрядом матросов и красногвардейцев. Он заявил, что возьмет монастырь силой, и потребовал у настоятеля епископа Прокопия (Титова) «сдать лавру». Получив категорический отказ, Иловайский объявил его арестованным.

Кто-то из богомольцев поднялся на колокольню и начал бить в набат. В обитель стал стекаться народ. Прихожане разоружили красногвардейцев и освободили епископа Прокопия, а Иловайский укрылся от толпы у солдат расквартированной в Певческом корпусе прожекторской команды. Власти вызвали подкрепление — вооруженных красногвардейцев и матросов с двумя пулеметами. Звонарей с колокольни согнали и толпу оттеснили с территории монастыря.

В ходе столкновения были тяжело ранены работник помещавшегося у ворот лавры книжного склада Усов и протоиерей Петр Скипетров (ночью он скончался). Между тем богомольцы все прибывали, и около шести часов вечера солдаты покинули монастырь. Совнарком, узнав о происходящем, срочно выслал «товарища» с приказом «немедленно прекратить бесчинства и лавры не занимать». Прокопий сообщил управляющему делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу, что готов разместить в лавре инвалидов, но категорически против ее передачи в руки лиц «может, неверующих».

«Клерикальная демонстрация»

Власти заявили, что в столкновениях виноват, главным образом, настоятель епископ Прокопий. Просоветские газеты сообщали о монахах, которые с палками набросились на «беззащитных» вооруженных солдат и даже проломили одному из них череп. «Известия Московского Совета», ссылаясь на «собственного корреспондента», рассказывали, что монахи и толпа не только избили красногвардейцев, но и «повели их к реке» для совершения самосуда.

Антибольшевистские «Новые ведомости» не без злорадства писали, что ошибка властей объясняется главным образом тем, что «большинство совета народных комиссаров — эмигранты, много лет проведшие вне России, оторванные от русской действительности». А эсеровская «Воля страны» прокомментировала, что «убийство несчастного священника Скипетрова так же отвратительно, как и расстрел манифестации 5-го января и убийство Шингарева и Кокошкина. Большевики возвращают Россию к средневековью».

В ответ на события в Александро-Невской лавре патриарх Тихон в тот же день издал знаменитое обращение, объявлявшее анафему всем, кто участвует в бесчинствах и злодеяниях по отношению к православной церкви. Уже 20 января текст получили в Петрограде, где его зачитал в Казанском соборе протоиерей Философ Орнатский. В этот и на следующий день послание звучало во всех храмах Петрограда.

Коллонтай вспоминала, что объясняться за инцидент 19 января пришлось и ей — лично перед Лениным. Тот, заявив, что «такие самовольные действия наркоматов недопустимы», затем добавил: «инцидент с лаврой приблизил вплотную практическое решение вопроса об отделении церкви от государства».

Особые опасения Смольного вызвала информация о намеченном на 21 января крестном ходе, который Совнарком называл «клерикальной демонстрацией». Власти понимали, что его запрет только усилит напряженность, поэтому Совнарком постановил разрешить его.

Крестный ход, как и было запланировано, состоялся и поразил очевидцев многолюдностью. Газеты отмечали, что в течение нескольких часов весь Невский представлял собой «сплошное море человеческой массы», но «не было ни одного случая насилия или провокации». «Церковные ведомости» заявляли о 500 тысячах участников, советские газеты — о 50 тысячах. Митрополит Вениамин обратился с речью о том, что «невозможно бороться с Богом, нельзя искоренить веру».

Впрочем, масштабная акция, которую газета «Правда» назвала «массовым выступлением рясофорных капиталистов», нисколько не напугала власти. Было принято решение не вносить никаких изменений в утвержденный накануне, 20 января, Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах, впоследствии публиковавшийся под названием «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви». И вообще не менять политики в церковном вопросе.

Однако решение судьбы Александро-Невской лавры временно отложили. И монастырь там просуществовал до 1933 года, а богослужения в ее храмах продолжались до 1936-го!

Санкт-Петербургские ведомости Святой в цивильном сюртуке

3 Мар. 2017 , Пт. новомученики и исповедники Российские, новости, Персоналии, Санкт-Петербургские ведомости, СМИ о нас 963

…Старинная, почерневшая от времени икона, изображение еле видно. Однако, если внимательно приглядеться, можно различить святую Параскеву Пятницу, Николая Чудотворца, святую мученицу Наталью.

— На этой иконе до десяти слоев лака, где-то изображение осыпалось, утрачено два лика, — говорит старший реставратор Татьяна Моргунова. — Но это не гибель иконы, ее еще можно спасти. Моя задача — раскрыть ее от загрязнений и лака, укрепить слой, в места утрат положить реставрационный левкас и затем отдать в работу иконописцам. Они допишут утраченные лики.

Татьяна Ивановна — профессиональный реставратор и искусствовед. Окончила реставрационное отделение художественного училища Серова (теперь имени Рериха), а затем Академию художеств — факультет теории и истории искусств. В лавре работает уже четырнадцать лет. В свободное от работы время пишет картины. Причем необязательно на религиозные темы.

— Сколько же икон, — спрашиваю, — прошло через ваши руки за все это время?

— Есть полный список, — Татьяна Ивановна открывает толстую тетрадь. — Та, над которой я сейчас работаю, значится под номером 1210. Вообще обычно такой труд занимает от месяца до полугода. А бывает, и несколько лет…

В мастерской реставрируют иконы в основном для Александро-Невской лавры — из ее запасников, а также из других монастырей и церквей. Вообще же любой человек может принести свою икону на реставрацию.

— Мы называем наши иконы мученицами: они выжили, несмотря ни на что, вопреки всему. В богоборческие времена их уничтожали — рубили, сжигали на кострах, и люди порой с риском для жизни вытаскивали их из огня. К нам в лавру даже сейчас приносят иконы, спасенные тогда, в 1930-х годах, — говорит Моргунова.

Бывают и такие случаи, когда поврежденные, ветхие иконы восстановить просто невозможно. Тогда их «утилизируют», но в каждом случае решение принимает реставрационный совет лавры, причем только коллегиально. Учитывается ценность изображения, прошлое этой иконы (нет ли у нее какой-либо истории, которая бы придавала ей дополнительную духовную значимость) и само ее состояние. Только если все три параметра совпадают (со знаком минус), принимается решение об «утилизации».

Чаще всего это относится к иконам, изготовленным в конце XIX — начале ХХ века артельным способом, когда их поставили на поток, «конвейерное производство». Древние иконы, которые были плодом долгой кропотливой индивидуальной работы, гораздо реже приходят в негодность…

И если уж комиссия приняла решение «утилизировать» икону, то для того, чтобы над ней не надругались, ее по специальному благословению предают огню — в таком случае православная церковь допускает такую процедуру. Либо пускают по водам — благо Нева рядом.

— Однако чаще всего все-таки икону используют второй раз. Если основание — доска в хорошем состоянии, то она используется второй раз нашими иконописцами. Ее надо заново загрунтовать (залевкасить) и нанести новое изображение, — говорит Моргунова.

А вот икону собора Всех лаврских святых будут создавать в этой же мастерской, как говорится, с нуля. Обращаю внимание на одного из изображенных на ней персонажей — человека в сугубо гражданском одеянии, обычном костюме.

— Это адвокат Иван Ковшаров, который в 1922 году взялся за абсолютно безнадежное дело — защищать братию Александро-Невской лавры по делу митрополита Вениамина, обвиненного в отказе сдавать государству церковные ценности, — поясняет помощник наместника лавры по реставрации Алексей Одинцов.

Процесс был показательный, а суд «декоративный», поэтому ничего удивительного, что доводы адвоката были отвергнуты. Он был расстрелян вместе с митрополитом Вениамином, архимандритом Сергием и профессором Юрием Новицким. В 1992 году на Архиерейском соборе Русской православной церкви все они были причислены к лику святых как новомученики.

— Изображение на иконе людей не в церковном облачении — редкость? — спрашиваю у Одинцова.

— Нечасто, но в принципе допускается. Посмотрите на икону Иоанна Предтечи. Он традиционно изображается в походной одежде синайского пастуха. Другое дело, что человека в цивильном сюртуке, как здесь, действительно можно увидеть на иконе достаточно редко.

"Санкт-Петербургские ведомости" Монаху непросто на Невском интервью с епископом Кронштадтским Назарием, наместником Александро-Невской Лавры

3 Нояб. 2016 , Чт. епископ Кронштадтский Назарий, интервью, История Александро-Невской Лавры, Мероприятия, новости, Персоналии, Санкт-Петербургские ведомости, СМИ о нас 1 535

Представление о монашеской жизни у широких мирских масс формируется опосредованно — через литературу и кино. То есть нам доступно не объективное знание о монастырском бытии, а взгляд художника, творчески переработанный и выражающий какую-то идею. У большинства узнать о происходящем за высокими стенами той или иной обители шансов никаких.

А потому в глазах граждан жизнь монастыря всегда окутана завесой тайны и похожа на легенду. Приподнять эту завесу «СПб ведомости» попросили сегодняшнего гостя редакции, на протяжении 20 лет являющегося наместником Александро-Невской лавры.

— Владыка Назарий, вы возглавили Александро-Невскую лавру в 1996 году. Возрождали монашескую жизнь буквально с нуля. Как это происходило?

— Когда я пришел, теоретически монастырь уже существовал, это было закреплено соответствующим решением Синода. Самые первые шаги по возвращению помещений от НПО «Прометей» монастырем были сделаны при архимандрите Кирилле (Начисе). Тогда обители было выделено шесть или семь комнат в Свято-Духовском корпусе. В них и поселились первые семеро монахов.

Некоторые жили дома с родителями, некоторые тут. Здесь не было даже душевых, да и правильное монашеское питание было крайне сложно организовать. Но главное — приходилось сочетать приходское с монастырским, а это очень сложно. Из-за этого братья тогда не могли даже вести полный богослужебный круг.

Первые литургии совершали на Никольском кладбище, а по праздникам служили вместе с белым духовенством в Троицком соборе.

— Есть пословица — «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Как пишутся эти уставы? Чем друг от друга отличаются?

— В некоторых монастырях может быть принята приходская практика, и там служат вечернюю и утреннюю литургии с вечера, во всенощное бдение. В других служат вечерню, потом повечерие, а утром — утреннюю литургию. В одних обителях в понедельник принят более сугубый пост, в других он только по средам и пятницам. Бывают отличия и в том, как совершаются братские правила, как читаются каноны… Но общее и главное — все эти монастыри православные.

— И еще — почти все они воссоздавались в конце XХ века практически из руин…

— Да, отцу Кириллу на первых порах пришлось заниматься здесь тем же, чем я занимался на Коневце (настоятелем Коневского монастыря архимандрит Назарий был в течение восьми лет, два года ему пришлось совмещать это служение с наместничеством в лавре. — Прим. ред.).

Коневец был островом военных. Там испытывали новые торпеды, действовали склады военно-морской базы, секретности требовали также испытательная база ЛОМО и площадка Курчатовского института. Из центрального собора только-только вывезли боеприпасы, храму требовался ремонт. Мы молились сначала в трапезной, потом оборудовали для этого особое место в «белой» гостинице, пока восстанавливали собор…

Коневец — особое для меня место. Там в моей жизни произошло историческое событие: довелось своими руками вместе с братьями вновь обрести мощи преподобного Арсения Коневского. И это первый монастырь, где я был настоятелем. Мне он так нравился… Место уединенное, более приспособленное для монастырской жизни, чем лавра. Я думал, там и помру. И сожалел, когда митрополит Владимир (ныне на покое) назначил меня в лавру.

— Наверное, в пользу такого решения митрополита сыграл ваш опыт по восстановлению монастыря, полученный на острове?

— Да, опыт был. Но, с другой стороны, у меня тогда не было ощущения, что тот этап полностью реализован и логически завершен.

— А в отношении лавры, которой вы отдали почти треть своей жизни, такое ощущение есть?

— Да. Лавра — это единственный объект, про который я могу сказать: работа практически доведена до логического завершения.

Хотя… И этих 20 лет не хватило на то, чтобы вся лавра была передана нам. До сих пор не передана Благовещенская церковь (в ней размещается Музей городской скульптуры), я уже не говорю о Лазаревской и Тихвинской церквях на некрополях…

Лавра строилась в XVIII веке на протяжении 60 лет, потом не единожды разрушалась и перестраивалась. В процессе реконструкции у нас бывало: открываем стену, а под штукатуркой заложенный кирпичом ход неизвестно куда. Никакой же документации не было — даже примерного плана строений. Из-за этого, кстати, мы не смогли войти ни в одну госпрограмму по восстановлению памятников культуры. Ведь нам передавали помещения буквально по комнате, на всем остальном лежал гриф секретности. Мы нашли какие-то исторические чертежи, но они не совпадали с реальностью. Как я представлю проект восстановления памятника на бюджетный конкурс, когда у меня за стеной секретное производство — химлаборатория? Станция переливания крови выезжала отсюда на протяжении 12 лет…

— Кто финансировал восстановительные работы?

— Основные наши спонсоры — люди. Прихожане, горожане складывались буквально по рублю. Были и серьезные пожертвования. Я благодарен всем.

— У православных монастырей бывает какая-то «специализация»?

— Некоторые отличаются социальным послушанием — при них есть богадельни, они присматривают за престарелыми. Бывали обители с тысячами насельников, которые обрабатывали землю, ухаживали за лесом — как, например, на Валааме. Это все складывается исторически: сначала в какой-то местности появлялся отшельник, который занимался монашеским трудом, со временем вокруг него собиралась братия. Так возникла, например, Троице-Сергиева лавра — преподобный Сергий с братом поселились в лесу, построили храм, стали совершать монашеские подвиги…

Мы же возникли по указу Петра I почти одновременно с городом. И это тоже наложило свой отпечаток.

— Какой?

— Решение о создании на этой земле духовного центра было принято Петром I за десять лет до основания Александро-Невской лавры. Братия тут не возрастала из отшельников, она была созвана из других монастырей России (более всего с Украины) императорским указом. Здесь были собраны лучшие силы, однако не все приехали с охотой. Кстати: поначалу тут даже пение было южноукраинское, как в Киево-Печерской лавре.

Почти сразу при монастыре была организована школа, которая впоследствии переросла в семинарию и духовную академию, находившиеся в этих стенах почти век. К работе начали привлекать ученое монашество. Первая типография Санкт-Петербурга также появилась именно в лавре.

В том, что император повелел перенести мощи благоверного князя Александра Невского из Владимира в монастырь новой столицы, был глубочайший смысл. Прорубив окно в Европу, Петр поставил у этого окна надежного стража — небесного покровителя, князя-воина, защитника.

— Велика ли сегодня братия Александро-Невского монастыря? Из кого она состоит, как формируется?

— Лавра никогда не была многонаселенной, ее исторический максимум — около 300 человек. Немалая часть монахов тогда несли послушание в общецерковных структурах, преподавали в духовных школах. В синодальный период лавра была центром Русской православной церкви, тут находился первый член Синода — митрополит Санкт-Петербургский. Из этих стен вышли более 60 архиереев.

Братия — это послушники, рясофорные и мантийные монахи, схимонахи. Сейчас здесь 55 иноков. В основном в возрасте 40 — 45 лет. Один из недостатков всякого городского монастыря, и в частности нашей лавры, в том, что мало послушников. А ведь они — почти единственный источник пополнения братии.

Изначально наш монастырь находился в некотором отдалении от города. Потом монахи сами стали пробивать дорогу в мир, начав строить Невский проспект. Знали бы они тогда, насколько сложно будет жить, монашествуя на Невском…

Слишком много кругом соблазнов, и любого-всякого сюда не возьмешь. В послушники часто идут люди, которые уже жили церковной жизнью, иногда даже в сане. Мы нередко берем и тех, кто хочет поступить в семинарию, прекрасно понимая, что, может быть, лишь один из десяти останется в монастыре.

— А из людей «при монастыре» — трудников — получаются монахи?

— Нет. Это чаще всего личности, которым негде голову преклонить (часто из мест заключения), семейная жизнь не сложилась и все пошло наперекосяк… Я их называю «шатаева пустынь». Как солнце пригреет, они уходят в неизвестные края, где-то шатаются, а к зиме подтягиваются снова. Что ж, в монастыре всегда есть работа, мы не отказываем. Под общежитие отремонтировали часть корпуса. Здесь они всегда найдут приют, чистую постель, питание. Многих приходится заново учить гигиене, порядку, поведению за столом — всему тому, чему их не научили родители. Даже если они потом уходят в неизвестную даль, что-то почерпнув здесь, уже и то хорошо. Но из трудников в братию не идут.

— Есть ли какой-то конкурс из желающих стать монахом в лавре? Вступительные испытания? Как осуществляется отбор?

— Очереди из желающих попасть сюда нет. Тот, кто истинно хочет монашеской жизни, скорее всего, найдет отдаленный монастырь. Невский проспект накладывает свои требования, поэтому и отбор жесткий. Я подолгу беседую с человеком, предлагаю пожить у нас месяц-другой: мы посмотрим на вас, а вы на нас. Принять человека в братию или нет, решаем вместе, на Духовном соборе. Бывает, я говорю — давайте возьмем, а братия возражает. Тут я прислушаюсь: может быть, они, живя с ним бок о бок, лучше видят черты характера, которые не подходят для общежития.

— Какие, например?

— У кого-то склонность попраздновать с возлиянием, кто-то постом пренебрегает. А все внешние бытовые вещи очень часто совпадают с внутренним состоянием человека. Если он, придя в монастырь, в пост занимается тайноедением, это мука прежде всего для него самого. И чрезмерная «святость» тут тоже не ко двору: послушания не исполняет — все у него молитвы. Братья терпят-терпят, да и говорят: «Извини, мы твоей святости не можем выдержать, поищи себе место, где за тобой будут ухаживать, пока ты будешь акафисты читать».

Братия — это семья. Если человек не стал в монастыре братом для остальных, он здесь долго не проживет.

— И что же, у монахов не бывает споров, конфликтов?

— Случаются, все же люди… Брат может брату так сказать, что приходится на исповедь быстрее бежать. Таинство исповеди в монастырях чаще всего исполняется, потому что носить в себе что-то против другого для себя самого накладно. Случись такое, монах постарается в тот же час попасть к своему духовнику, покаяться в совершенном и, вернувшись, примириться с братом.

— А разочаровываться в выбранном пути инокам случается?

— Редко, но бывает. Человек сначала вроде все впитывает, вживается, а потом ему вдруг делается тошно. Не хочет идти на службу, послушания исполнять, все ему кажется бессмысленным и тягостным. В миру это называют «выгоранием». На самом деле этот человек не имел глубоких духовных основ, настоящей веры. Может быть, ему просто нравились какие-то внешние проявления монашества: одежда, песнопения, некая «избранность». Может, тут он пытался спрятаться от черной полосы в своей жизни. Или на самом деле он циник и притворщик — и тогда ты чувствуешь свою вину за то, что не распознал в нем этого… Это не важно. Важно другое: без веры в монастыре не прожить.

— Как строится день монахов? Как они сосуществуют на одной территории с прихожанами-мирянами?

— Городские монастыри никогда не утратят приходских функций — на этот счет есть даже специальное решение Синода. И я с самого начала считал, что нельзя враз объявить верующим: теперь тут живут монахи, вы здесь лишние. Люди привыкли здесь иметь приход. И мы отдельные черты приходского служения должны сохранить.

— Чем при этом пришлось поступиться? Какие традиции или правила нарушить?

— В монастыре нельзя совершать таинство венчания. Раньше мы это правило нарушали. Теперь нашли решение: уже второй год венчаем в надвратном храме, который находится вне монастыря.

Мы не тянем службу столько, чтобы это занимало большую часть суток, потому что кроме монахов ее стоят прихожане, а у них свои обязанности, гражданские и семейные.

Часть богослужений, предписанных суточным кругом, мы совершаем без посторонних. Тем не менее в шесть утра, когда у нас начинается братский молебен, открываются ворота монастыря, и любой прихожанин может присутствовать на нем. Повечерие мы читаем не в соборе, а в домовых храмах — это келейная молитва.

— Как строится монашеский день? Чем он наполнен?

— Официальный отбой в монастыре в 23.00. Чтобы успеть к братской молитве, монахи встают в 5.00 — 5.30. После ранней литургии они остаются на послушания. Кроме обычных дел по самообслуживанию работают в иконописной и ювелирной мастерских, в канцелярии. Скоро у нас откроется музей. Обширное хозяйство — склады, чайная, прачечная, гостиница для паломников на 120 мест — все это требует заботы и работы.

Уже 18 лет у нас действует паломнический центр, ежегодно мы принимаем около 4,5 тыс. паломников. Некоторые монахи заняты в паломнической службе как экскурсоводы, работают в паломнической гостинице. Около 40% ее постояльцев живут у нас бесплатно (неимущие, инвалиды). Основные расходы монастырь берет на себя. Паломники могут заказать у нас и трапезу в братской трапезной по себестоимости.

Кроме того, люди заказывают требы на дому, панихиды, молебны.

— Александро-Невская лавра — это не только прихожане и паломники, но и туристы. Тяжело монастырю быть центром туристского притяжения?

— Очень тяжело. В год у нас бывают 40 — 50 тыс. туристов — все с разным менталитетом, уровнем культуры… И я хорошо понимаю братию, когда они по территории лавры перемещаются бочком да перебежками, стараясь незаметнее прошмыгнуть с послушания на службу, а оттуда сразу в келью. Келья — это единственное место, где монах может укрыться от досужего любопытства, от глупых и бестактных вопросов (вроде: почему вы не женились — вы больной или у вас разбитое сердце?). Случалось, туристы требовали показать им монашеские кельи… Монахов такое внимание просто выматывает.

Почему-то некоторые люди именно у нас ведут себя не вполне адекватно. Женщины являются в храм в декольте или мини-шортах, какие уместны лишь на пляже. Да еще и крик подымают, когда их, полуголых, в лавру не пускают: «Это же общее народное достояние, принадлежит всем!». Бывает, на отпевание родственники наряжаются, как на свадьбу…

Люди потеряли традицию. И нам, живущим в городском монастыре, это виднее всего. В отдаленных обителях такого не бывает — туда, как правило, едут подготовленные верующие, паломники.

— Получается, духовное строительство — дело куда более долгое и трудное, чем восстановление стен?

— Вы правы. Ремонт можно завершить, и дальше останется только поддерживать красоту и порядок. Духовное же строительство не заканчивается никогда.

— Не всякий горожанин видит разницу между понятиями «братия» и «братство», «брат» и «братчик». Братия поселилась в Александро-Невской лавре в 1996 году. Братство же было восстановлено в 2008-м — с какой целью?

— Впервые Александро-Невское братство появилось здесь с началом гонений на церковь, а конкретно — в 1918 году, после убийства отца Петра Скипетрова. Когда были осуществлены попытки насильственного захвата лавры, на ее защиту встали прихожане. Испросив благословения Святейшего патриарха Тихона, они образовали братство. По мере того как государство уничтожало храмы, священнослужителей и монашествующих, это объединение стало брать на себя церковные функции. В братство Александра Невского входили и монашествующие (архимандрит Лев Егоров), и светские люди, которые переживали за церковь и хотели сохранить веру, мужчины и женщины (например, Кира Оболенская, ныне прославленная как новомученица). Когда необходимость в защите лавры отпала в связи с ее закрытием, братчики стали вести обучение в кружках — церковнославянскому языку, богослужению, шитью церковной одежды и т. д.

То братство было разгромлено в 1932 году. Мы возобновили его в 2008-м, для того чтобы оно занималось духовно-просветительской деятельностью.

— То есть в возрожденном монастыре его изначальная культурно-образовательная «специализация» продолжилась?

— Да. Лавра сегодня стала не только духовным, но и культурным центром. Она такой и задумывалась.

Само существование в наших стенах духовно-просветительского центра — это продолжение трехсотлетней традиции. В день тут бывает по два-три мероприятия. У нас работает свое издательство. Некоторым нашим фестивалям уже по 10 — 15 лет: например, фольклорному «Славим Рождество Христово» или «Невским куполам». Наша литературная премия имени Александра

Невского была учреждена 13 лет назад — намного раньше патриаршей. У нас работают кружки для поэтов, литературные гостиные, народный театр. В «Песенной дружине» люди пишут песни духовно-патриотической направленности. На театральные пасхальные фестивали приезжают гости из Москвы и других регионов страны… Каждое в отдельности мероприятие, может, и не уникальное, но с учетом их количества и разнообразия можно сказать, что в них — уникальная особенность Александро-Невской лавры.

Подготовила Инесса ЮШКОВСКАЯ

Санкт-Петербургские ведомости Русский очаг Наместник Александро-Невской Лавры епископ Кронштадтский Назарий рассказал о том, что связывает город на севере Африки и старейший петербургский монастырь

28 Апр. 2015 , Вт. выставка, епископ Кронштадтский Назарий, История Александро-Невской Лавры, Мероприятия, новости, Персоналии, Санкт-Петербургские ведомости, СМИ о нас 1 183

На исходе Гражданской войны, забрав частичку прежней России, из Крыма в Бизерту (самый северный на Африканском континенте средиземноморский город) ушла русская эскадра. Антуан де Сент-Экзюпери позже назовет сообщество наших соотечественников «Русским Карфагеном». Его участницей была и совсем тогда юная Анастасия Манштейн-Ширинская – дочь командира эскадренного эсминца «Жаркий» старшего лейтенанта Александра Манштейна. Ей суждено было стать символом эпохи, «бабушкой русского флота». А в самой Бизерте ее звали «Мадам Русская эскадра».

Пять лет назад Анастасии Александровны не стало, но русский очаг в Бизерте продолжает жить. Немалая заслуга в этом принадлежит Александро-Невской лавре, которая поддерживает с Бизертой духовные и культурные связи.

– Мне посчастливилось застать Анастасию Александровну Манштейн-Ширинскую и около десяти лет с ней общаться, – говорит наместник Александро-Невской лавры епископ Кронштадтский Назарий (Лавриненко). – Для меня знакомство с ней было подарком судьбы. Горжусь и тем, что именно мне выпала честь вручать ей орден от имени Святейшего Патриарха на ее 95-летие. В один из наших визитов в Бизерту возникла идея, которую поддержала сама Анастасия Александровна: сделать так, чтобы исторические реликвии, которые она сберегла, были сохранены для потомства.

Так в 2006 году возник Фонд сохранения культурного и исторического наследия имени Анастасии Александровны Манштейн-Ширинской, призванный продолжить и укрепить дело, которому она посвятила всю свою жизнь. В числе основателей фонда – московская строительная фирма «СМ-квадрат», Александро-Невская лавра, фонд «Отечество», общественная организация «Церковь и флот». Это начинание поддержали граждане самых разных стран – не только России, но и Туниса, Украины, Франции, Швейцарии.

Сама Анастасия Александровна говорила: «Несмотря на то что я не смогла вернуться в Россию, я счастлива, что молодая Россия приходит ко мне. Нельзя позволить утратить то, что имеем, дать прерваться цепи в передаче культуры. Каждый, кто способен, обязан что-либо сделать для выполнения этой миссии».

– Благодаря усилиям фонда в сентябре 2009 года в Бизерте открылся Дом-резиденция Анастасии Александровны Ширинской, – рассказал владыка Назарий. – Она сама была на открытии, радовалась, что ее наследие будет в надежных руках.

Процесс официального учреждения музея затянулся из-за «второй жасминовой» революции, случившейся в Тунисе в 2010 – 2011 годах. Тем не менее сейчас практически уже решен вопрос, что в доме-резиденции откроется музей русской эскадры. Туда уже и сейчас приходят люди, в том числе туристы из России. Вход в дом-резиденцию свободный, там рады всем гостям.

– От потомков моряков русской эскадры, ушедшей в Бизерту, наш фонд получил много уникальных фотографий и других исторических реликвий. При Александро-Невской лавре активно действует клуб «Бизерта», объединяющий потомков эмигрантов, ушедших с эскадрой. Вообще глубокое знакомство с этой историей многое перевернуло в моем восприятии, – признается владыка. – Я даже нашел для себя толкование цветов русского флага: белые и красные, а их разделяет синее море…

Еще один русский очаг в Бизерте – православная церковь во имя святого благоверного Александра Невского. Она была построена в конце 1930-х годов и является мемориальным памятником, хранителем реликвий русской эскадры. Уже больше двадцати лет настоятелем храма является выпускник петербургской Духовной семинарии протоиерей Дмитрий Нецветаев. В свое время именно Анастасия Ширинская как старейшина общины храма выступила с предложением, чтобы из юрисдикции Русской православной церкви за рубежом он перешел в состав Московской патриархии. В 1992 году Священный Синод удовлетворил просьбу. С 2006 года над храмом «шефствует» Александро-Невская лавра.

– Мы написали две иконы для этого храма, – рассказывает владыка Назарий. – Храм был довольно бедный, русских ведь в Бизерте мало, приход небольшой. Пока была жива Анастасия Александровна, люди, приезжавшие к ней, обязательно посещали храм. К ней наши моряки приезжали еще в советское время – без особой огласки. После ее смерти поток людей уменьшился, но, думаю, ситуация исправится. Тем более что Анастасию Ширинскую не забывают в Бизерте. Она ведь полвека преподавала математику в местном лицее, среди ее учеников был даже мэр Парижа. В честь Ширинской теперь названа площадь в Бизерте, сейчас обустраивают приморскую улицу, целый участок которой будет тоже назван в честь нашей соотечественницы.

Еще один предмет забот фонда и Александро-Невской лавры – русские кладбища в Тунисе. Одно находится в столице страны – Тунисе, другое – в Бизерте. Сегодня в Бизерте практически не осталось потомков русских моряков…

– У церкви – особая роль в деле сохранения исторической памяти, – напоминает владыка. – Недаром в эмиграции церковь становилась объединяющим началом даже для тех, кто прежде не имел к ней никакого отношения. И те, кто на родине, в России, не ходил в церковь, на чужбине начинали тянуться к ней. А ведь в составе русской эскадры, ушедшей в Бизерту, были 16 священников… Церковь играла огромную роль в том, что люди, оказавшиеся за пределами России, не потеряли культуру, язык, традиции. Кроме того, именно через церковь оказывалась гуманитарная помощь тем, кто оказался на чужбине без средств к существованию…

КСТАТИ

Фонд сохранения культурного и исторического наследия имени Анастасии Александровны Манштейн-Ширинской принял самое активное участие в организации двух выставок, посвященных судьбе русской эскадры в Бизерте. Первая работает до 18 мая в музее современного искусства «Эрарта», вторая – до конца года в Центральном военно-морском музее. Кроме того, фонд ведет активную издательскую деятельность и совсем недавно издал очередную книгу «Детство на кораблях» – о детях русских моряков, волею судьбы оказавшихся вдали от Родины.

Санкт-Петербургские ведомости Секретное «переоблачение»

11 Апр. 2015 , Сб. История Александро-Невской Лавры, новости, Предметы, Рака, Санкт-Петербургские ведомости, СМИ о нас 1 451

Ликвидация «варварского пережитка старины, каким является культ мертвых тел» (так значилось в постановлении Наркомюста РСФСР от 25 августа 1920 года), в годы Гражданской войны и после нее превратилась в России в массовую кампанию. Однако вскрыть раку с мощами Александра Невского в Александро-Невской лавре долгое время не удавалось из-за активных протестов со стороны митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина и верующих. Тем не менее раку вскрыли в мае 1922 года, причем публично. Мало кому было ведомо, что незадолго до этих событий, в 1917 году, содержимое раки уже обследовали, но совершенно секретно.

Тогда, в начале лета 1917 года, Петроград оказался под угрозой из-за возможности немецкого наступления, и в Синоде был поднят вопрос о вывозе мощей св. Александра Невского из города. Епископ Серафим (Лукьянов) внес предложение о предварительном вскрытии раки и освидетельствовании мощей князя. Предложение было принято, 12 июня состоялся предварительный осмотр раки, а 26 июня в соответствии с секретным словесным определением Синода – вскрытие саркофага и осмотр самих мощей.

По поручению Синода его проводили в обстановке строгой секретности архиепископ Вениамин (Казанский), епископы Серафим (Лукьянов) и Прокопий (Титов), пригласившие себе в помощь архимандрита Авраамия (Чурилина) и слесаря из мирян. Под крышкой раки они обнаружили открытый кипарисовый гроб с восковой головой и «чучелом» князя, изготовленным из ваты, зашитой в шелковые мешки. В нем были помещены подлинные мощи – часть черепа, кости рук и ног и два ребра. На бумаге, лежащей в мешочке с мелкими костями, указывалось, что мощи были собраны «после церковного горения», когда сгорели все имевшиеся в храме иконы.

Известно, что обретенные в 1380 году нетленные мощи князя дважды пострадали от пожара. В первый раз – в 1491 году во Владимире, во второй – в 1723 году во время перенесения по указу Петра I в Петербург. Тогда их оставили по пути зимовать в Шлиссельбурге в специальном павильоне, а тот в это время сгорел. Член лаврской ревизионной комиссии 1917 года С. П. Каблуков в своем дневнике, опубликованном впоследствии в «Санкт-Петербургских епархиальных ведомостях», записал, что, по его мнению, набивную фигуру делали «с ведома и разрешения Петра I, знавшего и скрывавшего правду, хотя возможно, что повреждение мощей от пожара заставило других лиц прибегнуть к обману, и Петр I также был обманут ими».

Узнав о результатах осмотра, Синод 27 июня 1917 года постановил произвести «переоблачение мощей», то есть отделить подлинные мощи от инородных предметов, поручив это синодальным членам – владыкам Сергию и Платону. 24 июля все посторонние предметы из раки удалили, части мощей собрали вместе и положили в кипарисовый ящик, а восковую голову князя растопили. О проведении 24 июля осмотра мощей и помещении их в «новоустроенный» ящик был составлен сохранившийся официальный акт.

Дневник С. П. Каблукова и архивные документы не оставляют сомнения в том, что после осмотра 1917 года в раке остались подлинные мощи, которые были изъяты из лавры в 1922 году по указанию советских властей и вновь возвращены в Свято-Троицкий собор в 1989 году из Музея истории религии и атеизма.

Одна из причин помещения мощей в новый ящичек заключалась в удобстве их транспортировки при возможной эвакуации лавры. Так, вскоре после взятия германскими войсками Риги Синод 23 августа издал указ о подготовке вывоза лаврской ризницы и размещения ее в Екатеринбургском Архиерейском доме, при этом невоеннообязанных монахов планировалось эвакуировать в Верхотурский и Далматовский монастыри Екатеринбургской епархии. Позднее, в октябре 1917 года, 56 принявшим постриг насельникам даже выдали «бессрочные паспортные книги» ввиду «предстоящей эвакуации Петрограда». К счастью, намеченная эвакуация так и не состоялась.

А в ноябре 1917 года рака с мощами все-таки ненадолго покинула лавру, но для очень важной миссии. Святейший Синод 11 ноября удовлетворил ходатайство митрополита Вениамина о разрешении в конце месяца, согласно просьбе православного населения Петрограда, пронести раку с мощами св. Александра Невского из Свято-Троицкого собора и совершить торжественный крестный ход по городу для служения литургий, всенощных бдений в различных храмах и молебствий на площадях «о прекращении нестроений и бедствий в нашем Отечестве и о даровании державе Российской победы и одоления над врагами».

Михаил Шкаровский