Лучше, чем Пушкин 11 июля 1844 года скончался Евгений Абрамович Баратынский, один из самых ярких русских поэтов первой половины XIX века
11 июля 1844 года скончался Евгений Абрамович Баратынский, один из самых ярких русских поэтов первой половины XIX века. Он похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры (Некрополь мастеров искусств).
Друг Дельвига, Вяземского, Языкова и других поэтов «пушкинского круга» (включая и самого Пушкина). Мастер жанра элегии, послания, а также поэмы. Среди последних наиболее значительные — «Эда» (написанная под влиянием пятилетнего пребывания в Финляндии) и «Бал», на создание которой Баратынского вдохновило общение с Пушкиным. В 1842 году Баратынский выпустил свой последний и самый сильный сборник стихов «Сумерки», который считается первой в истории русской литературы «книгой стихов».
«Стих каждый в повести твоей / Звучит и блещет, как червонец» — так писал о Баратынском Пушкин. В чем особенность мировоззрения Евгения Абрамовича? По мнению Ольги Седаковой, «Ум «современного человека» выражается и в его решительной разочарованности: он в собственном мнении давно перерос ребячество надежды. Сгоревшее не может загореться вновь. Умершая любовь не оживет. Это болезненно знать, но такова правда — для того, «кто жил и мыслил». Считать иначе малодушно. Таков общий тон лирики Баратынского». Бродский даже считал поэта предтечей эстетики абсурда: «в случае с Баратынским, взять хотя бы стихотворение “Смерть”, где он описывает пределы… Смерть в этом стихотворении играет роль ограничения хаоса: “Ты укрощаешь восстающий… что-то там… ураган, ты на брега свои бегущий вспять обращаешь океан”. И он говорит: “Даешь пределы ты растений, чтоб не затмил могучий лес земли губительною тенью, злак не восстал бы до небес”. Это метафизика, граничащая с абсурдом. И это у Баратынского — за век до того, как на это пошла мода». Тот же Бродский в другом интервью заявил: «…И, если уж мы говорим о Баратынском, то я бы сказал, что лучшее стихотворение русской поэзии — это «Запустение». В «Запустении» все гениально: поэтика, синтаксис, восприятие мира. Дикция совершенно невероятная. В конце, где Баратынский говорит о своем отце: «Давно кругом меня о нем умолкнул слух, Прияла прах его далекая могила. Мне память образа его не сохранила…» Это очень точно, да? «Но здесь еще живет…» И вдруг — это потрясающее прилагательное: «…его доступный дух». И Баратынский продолжает: «Здесь, друг мечтанья и природы, Я познаю его вполне…» Это Баратынский об отце… «Он вдохновением волнуется во мне, Он славить мне велит леса, долины, воды…» И слушайте дальше, какая потрясающая дикция: «Он убедительно пророчит мне страну, Где я наследую несрочную весну, Где разрушения следов я не примечу, Где в сладостной тени невянущих дубров, У нескудеющих ручьев…» Какая потрясающая трезвость по поводу того света! «Я тень, священную мне, встречу». По-моему, это гениальные стихи. Лучше, чем пушкинские. Это моя старая идея. Тот свет, встреча с отцом — ну, кто об этом так говорил?»