Лучше, чем Пушкин 11 июля 1844 года скончался Евгений Абрамович Баратынский, один из самых ярких русских поэтов первой половины XIX века

E_Baranynsky

11 июля 1844 года скончался Евгений Абрамович Баратынский, один из самых ярких русских поэтов первой половины XIX века. Он похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры (Некрополь мастеров искусств).
Друг Дельвига, Вяземского, Языкова и других поэтов «пушкинского круга» (включая и самого Пушкина). Мастер жанра элегии, послания, а также поэмы. Среди последних наиболее значительные — «Эда» (написанная под влиянием пятилетнего пребывания в Финляндии) и «Бал», на создание которой Баратынского вдохновило общение с Пушкиным. В 1842 году Баратынский выпустил свой последний и самый сильный сборник стихов «Сумерки», который считается первой в истории русской литературы «книгой стихов».
«Стих каждый в повести твоей / Звучит и блещет, как червонец» — так писал о Баратынском Пушкин. В чем особенность мировоззрения Евгения Абрамовича? По мнению Ольги Седаковой, «Ум «современного человека» выражается и в его решительной разочарованности: он в собственном мнении давно перерос ребячество надежды. Сгоревшее не может загореться вновь. Умершая любовь не оживет. Это болезненно знать, но такова правда — для того, «кто жил и мыслил». Считать иначе малодушно. Таков общий тон лирики Баратынского». Бродский даже считал поэта предтечей эстетики абсурда: «в случае с Баратынским, взять хотя бы стихотворение “Смерть”, где он описывает пределы… Смерть в этом стихотворении играет роль ограничения хаоса: “Ты укрощаешь восстающий… что-то там… ураган, ты на брега свои бегущий вспять обращаешь океан”. И он говорит: “Даешь пределы ты растений, чтоб не затмил могучий лес земли губительною тенью, злак не восстал бы до небес”. Это метафизика, граничащая с абсурдом. И это у Баратынского — за век до того, как на это пошла мода». Тот же Бродский в другом интервью заявил: «…И, если уж мы говорим о Баратынском, то я бы сказал, что лучшее стихотворение русской поэзии — это «Запустение». В «Запустении» все гениально: поэтика, синтаксис, восприятие мира. Дикция совершенно невероятная. В конце, где Баратынский говорит о своем отце: «Давно кругом меня о нем умолкнул слух, Прияла прах его далекая могила. Мне память образа его не сохранила…» Это очень точно, да? «Но здесь еще живет…» И вдруг — это потрясающее прилагательное: «…его доступный дух». И Баратынский продолжает: «Здесь, друг мечтанья и природы, Я познаю его вполне…» Это Баратынский об отце… «Он вдохновением волнуется во мне, Он славить мне велит леса, долины, воды…» И слушайте дальше, какая потрясающая дикция: «Он убедительно пророчит мне страну, Где я наследую несрочную весну, Где разрушения следов я не примечу, Где в сладостной тени невянущих дубров, У нескудеющих ручьев…» Какая потрясающая трезвость по поводу того света! «Я тень, священную мне, встречу». По-моему, это гениальные стихи. Лучше, чем пушкинские. Это моя старая идея. Тот свет, встреча с отцом — ну, кто об этом так говорил?»